— Представь себе: сидишь целый год взаперти, а потом раз — и оказываешься в толпе, — объяснила Богиня, поглаживая Бетти.
Кристоферу хотелось спросить, не проклятия ли Ашет постоянно убивают его, но он понимал, что не время. Нужно было отвлечь Богиню от мыслей об Ашет. Он сел на каменный пол рядом с ее ложем.
— Знаешь, ты была права, что серебро мешает мне заниматься магией. Я и сам не знал об этом — до тех пор, пока папа не отвел меня к доктору Посану.
И он рассказал про свои приключения у доктора.
Богиня улыбнулась. Когда Кристофер дошел до истории с ночным горшком миссис Посан, Богиня уже почти смеялась. Она явно повеселела — и Кристофер принялся рассказывать про замок и Габриэля де Витта, стараясь ввернуть побольше шуток и прибауток. Слушая, как Кристофер пытался увидеть свою руку за лапой льва, девочка просто давилась от смеха.
— Ты такой глупый! — хихикала она. — Когда я не могу что-то сделать для матушки Праудфут, я просто притворяюсь, что могу. Скажи, что ты видишь руку — и все! Он тебе поверит.
— А мне и в голову не приходило, — сознался Кристофер.
— Конечно, ты слишком честный. — Она пристально на него посмотрела. — Ашет вещает мне, что серебро принуждает тебя говорить правду, у тебя нет привычки врать.
Упоминание Ашет снова навеяло на нее тоску.
— Спасибо, что рассказал мне о себе,— сказала Богиня серьезно. — Думаю, что твоя жизнь испорчена похуже моей! — И снова заплакала. — Кое-кто просто использует нас в своих целях! — всхлипывая, проговорила она. — Тебя из-за твоих девяти жизней, меня — из-за моих божественных признаков. Мы оба пойманы в ловушку — и не можем ничего сделать… Это похоже на длиннющий туннель без выхода!
Кристофера поразил такой мрачный взгляд, хотя его тоже безмерно злило насильственное воспитание из него следующего Крестоманси и он чувствовал себя куклой в чужих руках. “Богиня говорит о себе”,— думал Кристофер.
—— Но ты не будешь Живой Ашет, когда вырастешь, — вспомнил он ее же слова.
—— Как мне хочется, чтобы все побыстрее закончилось! — зарыдала Богиня с новой силой. — Я хочу перестать быть ею прямо сейчас! Я хочу ходить в школу, как Милли из книжек. Хочу готовиться к экзаменам, есть до отвала, учить французский язык, играть в хоккей, писать строчки...
— Вряд ли тебе понравится писать строчки, — сказал Кристофер, испугавшись этой бури чувств. — Честно, не понравится!
— Все мне понравится! — всхлипывала Богиня. — Я хочу быть не только хорошей, но и плохой тоже. Хочу пойти в школу и стать плохой, слышишь?!
Она привстала на своих подушках и слезы полились на кошку, отчего та завопила громче, чем Трогмортен, когда Кристофер удирал с ним из Храма. Неудивительно, что тут же послышалось шарканье сандалий и раздался запыхавшийся голос:
— Богиня, дорогая, что с тобой, девочка?
Кристофер, не вставая, повернулся и нырнул в ближайшую стену. Вывалился он лицом вниз на раскаленный двор, где сидели кошки. Там он встал, кинулся сквозь внешнюю стену на улицу и бежал до тех пор, пока не очутился за городскими воротами. “Девчонки! — подумал он. — Вот уж точно тайна, покрытая мраком! Она мечтает писать строчки!”
Тем не менее, перебираясь через долину и Междумирье, Кристофер серьезно размышлял о словах Богини. Его собственная жизнь и впрямь напоминала длинный туннель, где за него все решали другие. Он ненавидел обитателей замка именно потому, что они обращались с ним как с вещью — полезной вещью с девятью жизнями, которая однажды превратится в следующего Крестоманси. Он подумал, что расскажет об этом Такрою. Такрой поймет. Завтра четверг и они увидятся. Наверное, он никогда еще не ждал четверга с таким нетерпением!
Теперь Кристофер знал, как притвориться, что владеет колдовской зоркостью. На следующий вечер, когда Флавиан протянул львиную лапу, Кристофер сказал:
— Это ваша рука. Теперь я вижу. Флавиан просиял:
— Все, завтра отправляемся в дальнее путешествие!
Кристофер был не совсем уверен, что очень этого хочет. Ему не терпелось увидеться с Такроем. Такрой был единственным человеком из всех его знакомых, который обращался с ним не как с полезной вещью. Едва очутившись в постели, он тут же из нее выскочил и рванул через дыру в чарах, надеясь, что Такрой почувствует и придет пораньше.
Такрой уже ждал, облокотившись о скалу в конце долины. Казалось, что он приготовился ждать долго.
— Привет! — Он чуть не упал от удивления, увидев Кристофера.
А Кристофер понял, что поговорить по душам с Такроем будет не так просто.
— Я рад тебя видеть, — сказал он, переодеваясь. — Мне нужно так много тебе рассказать! Куда мы сегодня направимся?
Такрой ответил осторожно;
— Самоходная повозка ждет в Восьмых. Ты точно хочешь туда идти?
— Конечно,— ответил Кристофер, застегивая ремень.
— Ну, тогда по дороге и расскажешь мне свои новости.
Кристофер заметил, что Такрой необычно серьезен. Глаза прищурены, никакого намека на улыбку. Говорить о своем было как-то некстати…
— Что случилось? Такрой пожал плечами:
— Ну, во-первых, когда я видел тебя в последний раз, твоя голова была разбита... (Кристофер совсем позабыл об этом!)
— Ой, я забыл сказать тебе спасибо — за то, что ты принес меня сюда!
— Дело не в этом. Хотя, сознаюсь, это была самая тяжелая работа, какую мне приходилось делать. Я и не думал, что мне хватит сил протащить повозку через Междумирье и доставить тебя сюда. До сих пор не понимаю, как это мне удалось. И еще мне показалось, что ты умер.
— У меня девять жизней, — объяснил Кристофер.
— Да, похоже, что не одна, — согласился Такрой, недоверчиво ухмыльнувшись. —